Девочка и тюрьма. Как я нарисовала себе свободу… - Людмила Владимировна Вебер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда я уходила из зала, Запаршина и ее напарница все еще оставались в спортзале. Видимо, собирались сидеть до упора, пока не закончат тату. Как они могли уговорить Ираиду Андреевну дать им столько времени – я не знаю. Да я и не хотела этого знать. Зачем?
Но про окончание истории Запаршиной мне все же довелось услышать. Вячеславна рассказала. На суде присяжных Запаршину признали виновной и дали ей в итоге десять лет… Я почему-то не удивилась. Мне показалось, что Запаршина готовилась именно к такому приговору. Когда делала себе ту грозную татуировку. Которая словно бы кричала: «Да, я виновна! Не подходи, и не смотри даже! Убью!» Не для свободной же жизни Запаршина ее себе набила. Верно?..
Суицидники
Когда я размышляла по поводу самоубийственного поведения Луны, я, оказывается, попала в самое яблочко! В том смысле, что Луна действительно являлась самой настоящей суицидницей. То есть пыталась покончить с жизнью. По крайней мере, здесь, в СИЗО.
А выяснилось это так.
Однажды Ракият вызвали на «продол». А когда она вернулась, то начала перемещать людей с места на место. Снова переезды! С чего бы?
Оказывается, в СИЗО ввели новое правило, касающееся «суицидников». То есть заключенных, у кого в деле имелись «полосы» за склонность к суициду. Тех, кто, попав в изолятор, совершал реальные попытки самоубийства. И теперь этих людей нужно было поместить на определенные спальные места – самые видные. За которыми дежура могли бы беспрепятственно наблюдать из глазков.
– У нас что, есть суицидники? – спрашиваем мы удивленно.
– Да, есть… – махнула рукой Ракият. – Все равно все узнают. Это Щеглова, Колесникова и Васканян. Их фотки приклеят на входную дверь.
И действительно, с того дня на внешней стороне двери появились три небольшие цветные фотографии этих девчонок, где помимо ФИО указывались их статьи. И надпись надо всеми: «Особый контроль!»
Васканян – это Луна. С ней все понятно.
Даша Колесникова. Это девочка, едва за двадцать, поначалу прибилась к банде Анопочкиной. Тоже из неблагополучной среды, «вичевая». Арестованная за убийство, совершенное, по ее словам, в невменяемом состоянии.
Какое-то время она тусовалась с Анопочкиной, но из-за чего-то рассорилась и дальше «пошла по рукам», пытаясь подружиться то с одной, то с другой. С кем угодно, лишь бы человек был готов ее слушать и жалеть. Лишь бы поныть и поплакаться. Она очень нуждалась в «жилетке». Такие люди находились, и Даша более-менее держалась достаточно долго – в 107-й она жила уже около полугода.
В качестве «суицидницы» Колесникову поселили недалеко от моего места. Здесь она нашла себе очередную «жилетку», взрослую тетю, прибывшую к нам недавно. Сабину Белюченко. Белюченко, хоть и попала сюда за разбой и грабеж, была улыбчивой, добродушной, очень компанейской женщиной. Любила поболтать и послушать разные истории. И Колесникова радовалась, что могла в очередной раз поведать свою печальную сагу про многодетную семью, в которой она выросла, про плохую компанию, в которую ее занесло, про прохиндея адвоката, которого ее семья якобы наняла, а он их кинул и так далее. Дашина проблема состояла в том, что свои истории она рассказывала всегда по-разному. То одну версию событий изложит, то другую. То есть сочиняла? И поэтому ей давно уже никто не верил.
Зачем она это делала? Наверное, чтобы получить хоть немного тепла и внимания, и если начать умничать, можно предположить, что она не дополучила все это в детстве. Мама, по ее словам, все рожала и рожала детей от очередных мужей. И в какой-то момент Даша поняла, что дома она лишняя, потом – улица, всякие компании, ВИЧ, и вот – убийство.
Я за этой девочкой особо не следила, но если ты с кем-то в одной камере, то твое периферийное внимание все рано работает. Ты следишь за кем-то волей-неволей. И делаешь выводы. На автомате. Про Дашу я очень быстро поняла, что тот нездоровый импульс, который привел ее в тюрьму – вовсе никуда не делся. И как бы она ни пыталась вести себя нормально, что-то ей по-прежнему мешает. Мешает быть стабильной.
Поэтому я ничуть не удивилась, когда Сабина Белюченко вдруг стала громко орать на Дашу и выгонять ее со своих нар. С глаз долой! Все это уже происходило, и не раз – так что я не прислушивалась к их ссоре. Белюченко орала, Даша что-то хныкала в ответ. Ссора все никак не утихала. В поддержку Белюченко явилась банда Анопочкиной. Они накинулись на Дашу, тоже стали на нее орать, и Райка даже полезла было на Дашу с кулаками. Поднялся адский шум, и только Ракият смогла всех утихомирить.
И вот просыпаюсь я на следующее утро и вижу Дашино место пустым. Оказывается, я проспала настоящую трагическую драму! Даша, перед самым подъемом – около шести утра – пошла в туалет и вскрыла себе вены на руках. Ее нашли дежурные, которые должны были вытаскивать мусорный бак. Нашли лежащей в луже крови на полу туалета, с «мойкой» в руках.
Тут, конечно, начался переполох, разбудили Ракият, вызвали дежуров, те подогнали сотрудников медсанчасти, хозников с носилками. И Дашу унесли на медку. Потом девчонки долго спорили, кому отмывать Дашину кровь. Ведь ее кровь была «заразная»!
Ну ладно, как-то все отмыли, убрали. Все успокоились. В обед пришел дежур и велел собрать все вещи Колесниковой. Сказал, что ее переводят в другую камеру.
Белюченко, как соседка по нарам, начинает собирать Дашины вещи. И вдруг видит, что все вещи уже собраны! Даже зубной щетки нет в тумбочке. Ни полотенчика, ни расчески. Ни тапочек на полу. «Старшая по кухне» смотрит на кухне – Дашина полка пустая. Кружки-чашки-ложки тоже, получается, собраны. Все лежит в сумках. Бери их и выноси! Ну Белюченко взяла и вынесла. Дежур забрал сумки и ушел. Так Даша покинула нашу камеру.
– Ну и ну, – рассуждает Белюченко. – Выходит, Дашка заранее приготовилась? Что ее после суицида переведут из нашей камеры? Раз перед этим собрала все свои вещи?.. Какая самоубийца так поступит?
