Девочка и тюрьма. Как я нарисовала себе свободу… - Людмила Владимировна Вебер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но на этом история не закончилась.
Полезла я в свой баул, где у меня лежали разные крема и прочие предметы гигиены. И вдруг вижу, что отсутствует самый дорогой по стоимости предмет! Большая туба с парфюмерным кремом марки DKNY. В тюрьме, где запрещены духи, любая вкусно пахнущая косметика была очень ценной. А всяческие парфюмерные продукты тем более! Я очень дорожила этой штукой, так сладко пахнувшей яблоками, и старалась экономить. И вот теперь мой DKNY куда-то пропал. Пытаюсь вспомнить, когда я видела этот крем в последний раз. Вроде бы совсем недавно… Перерыла и обыскала все свои сумки и пакеты. Ничего не нашла. Стала спрашивать своих соседей, не видел ли кто пропажу? Безо всякой надежды.
Белюченко и спрашивает:
– Ты говоришь, DKNY – это который пахнет яблоками?
– Да!
– А знаешь, я вчера унюхала от Дашки, что от нее очень вкусно пахнет. Какой-то незнакомый запах. И да, вроде яблочный. Еще спросила ее: «Чем это ты так надушилась?»
– Да? А она что ответила?
– Сказала, что ей из дома прислали такой ароматный крем…
– Сабина! Это же мой крем и был!
– Ну так откуда мне было это знать?
Ну все, думаю, прощай мой дорогой и любимый DKNY… Больше тебя не увижу! Я слегка подрасстроилась. Но хорошо, что это был лишь второй случай воровства, с которым я столкнулась в тюрьме. В первый раз с цыганкой Мигаевой. И вот второй такой раз! Оба эти случая, к счастью, были исключением. В 107-й никто не воровал. Это было самое первое, самое главное табу, и люди это четко понимали. Поэтому могли быть спокойны за свое имущество. Ты мог забыть любую вещь в каком угодно месте камеры, и ее никто никогда не трогал…
И тут Белюченко вдруг обнаруживает, что у нее пропало пачек десять сигарет. Причем самых хороших и дорогих. Она, как заядлая куряка, запаслась наперед, и вот эти ее запасы – пропали! Какой же она подняла крик! Она же жить не могла без сигарет! Мы только что обсуждали мой пропавший крем, а тут и у нее пропажа обнаружилась. Белюченко тут же подумала на Дашку. Что логично!
– Ах эта маленькая дрянь! Я давно замечала, что у меня из открытой пачки пропадают сигареты. Но никогда толком их не пересчитывала. Понимала, конечно, что Дашка берет. Одну-две сигареты – это ладно. Но вчера – сразу аж полпачки исчезло! А это уже слишком! Я и наорала на нее… И вот чем это все закончилось.
– Слушай, получается, она все это планировала несколько дней. Успела украсть, что ей приглянулось, спрятать это, собрать свои сумки, разыграть суицид.
– Да, все как по нотам… Странно, что она по 105-й сидит. Ей бы по 159-й надо – не меньше. Она же записная мошенница!
Белюченко засмеялась и махнула рукой. Ну а что еще оставалось. Мы в тюрьме! И не все тут святые…
Другой нашей суицидницей была Щеглова Регина. С ее вхождением в нашу камеру тоже было не все гладко.
Очень молодая, симпатичная, высокая. Славянской внешности. С неизменной длинной толстой косой ниже пояса. За что девчонки тут же прозвали ее «Коса». Она была из Казахстана. И арестовали ее за то, что хотела продать своего новорожденного ребенка. Дала об этом объявление в интернете, ну люди в погонах и откликнулись. Она приехала с младенцем в Москву, произошла так называемая «контрольная закупка», и ее арестовали на месте, при передаче денег. Миллиона с чем-то рублей.
Как я уже говорила, к нам стекались все, кого не принимали в других камерах. Самое отребье и самые парии. Преступление Щегловой сделало ее супер-парией для всей тюрьмы. Поскольку многие здешние женщины имели детей, с которыми их разлучили, и по которым они очень тосковали, то никто не мог принять такой поступок. Ни принять, ни понять!.. Преступления против маленьких детей здесь осуждались, а в колониях и вовсе жестоко преследовались. Даже конвоиры о таком предупреждали. Мои-то уж точно. Помнится, когда мы в первый раз подъезжали к СИЗО, один стал меня утешать: «Не переживай, ничего с тобой тут не будет! Здесь не любят только тех, кто с детьми связан. Вот этих прессуют… А у тебя, подумаешь, заказное убийство!»
В общем, Щеглову поместили к нам, и Ракият даже предупредили, чтобы она лично следила за ее безопасностью, чтобы ее не трогали. Ракият повздыхала и согласилась. Куда деваться. Да у нас никто никого и не трогал! За статьи, имеется в виду. Все, что человек насовершал на свободе – оставалось на свободе. Здесь старыми преступлениями в лицо не тыкали – негласная политика!
Так все и было. До прихода Щегловой. Ее не то, чтобы начали прессовать в нашей камере. Но мгновенно распространился слух, что эта новенькая хотела продать своего ребенка «на органы». На органы, «Карл»! Как такое могли вообще сочинить, однако в это мгновенно все поверили! А еще – стало известно, что она назвала своего маленького сыночка «Люцифер»! Что окончательно всех шокировало. И вокруг Щегловой словно бы образовалось вымороженное поле отчуждения. С ней никто не разговаривал, если на нее и смотрели, то враждебно и осуждающе. Щеглова и сама, конечно, вела себя не очень располагающе. Не улыбалась, не пыталась завязать с кем-либо общение. Все сидела на своем спальном месте, уставившись в одну точку своими темными глазищами. И это, видимо, изрядно всех пугало.
Сначала она спала на «тормозах». Но с приходом следующих новеньких Ракият была вынуждена освободить это «гостевое ложе». И она подыскала для Щегловой новое место, в глубине камеры. Однако на следующий день к Ракият подходит цыганка Ляля, «крышей» которой сделали Щеглову. И говорит:
– Убери ее от меня!
– Что случилось?
– Она мне мешает. Залезает на шконарь, все шатается. Она мне мешает спать!
– Ляля, ты серьезно? Никогда ничего не шаталось, а тут зашаталось?
– Ладно, ладно! Я просто не могу на нее смотреть! Если не уберешь, я с ней что-нибудь сделаю!
Ракият пришлось переложить Щеглову на другое место. Но и там произошло ровно то же самое… Наконец Щеглову поселили с одной из свежезаехавших, и ее положение вроде бы устаканилось. Наша толерантная камера наконец ее приняла. Щеглова стала потихоньку обживаться, налаживать контакты. То к одной подойдет с вопросом, то к другой. У Ракият спросит, как писать такое-то ходатайство, у Вячеславны – как читать молитвы. Сальцевич посоветовала ей раньше всех вставать и заниматься гимнастикой, пока все спят. Так все и