Невероятная одиссея человека. История о том, как мы заселили планету - Элис Робертс

Несмотря на иную точку зрения, Роберт был превосходным капитаном. Он приглядывал за всеми членами команды и очень демократично подходил к принятию решений. Понимая, что индонезийцы прекрасно знают эти воды, он всегда советовался с ними. В спокойном открытом море под палящим тропическим солнцем самую серьезную опасность представляли не волны или акулы, а тепловой удар и истощение. У нас было достаточно воды, и мы предлагали друг другу пить криком «эр минум!», что означало «питьевая вода» (одна из нескольких индонезийских фраз, которые я выучила).

Даже зная, что нас постоянно сопровождают две маленькие моторные лодки и одна большая, я чувствовала себя на плоту довольно оторванной от остального мира. Большую часть времени лодки находились в стороне от нашего маршрута. Время от времени они приближались, чтобы заснять наше продвижение на видео и проверить запасы воды, но по большому счету мы были на длинном поводке и чувствовали себя независимо. Однако мы знали, что, если действительно что-то случится, помощь окажется рядом. Совсем не так, как у искателей морских приключений периода палеолита.

Примерно через пять часов плавания Роберт заговорил со мной о том, как начал заниматься археологией. Мне было интересно, потому что, как я знала, он не был связан ни с каким университетом. На протяжении многих лет он успешно занимался бизнесом, а после досрочного выхода на пенсию, удовлетворяя свой интерес, решил потратить время и деньги на археологию. Особенно его интересовала наскальная живопись и экспериментальная археология. Он гордился огромным числом статей (более тысячи), которые успел опубликовать за свою короткую карьеру. Все это звучало впечатляюще. Но уже много позже, в Австралии, когда я говорила с экспертом по наскальной живописи Салли Мей из Университета Флиндерса, оказалось, что многие из этих статей Роберт опубликовал в своем собственном журнале.

Несмотря на то что Роберт явно обладал склонностью к самовосхвалению и выражал общее презрение к академической археологии, он казался мне довольно симпатичным. За порой вызывающим поведением скрывался вполне приятный человек, очарованный прошлым и считающий, что у человеческого духа — находчивости, креативности и страсти к приключениям — очень древние корни.

Мы гребли дальше и дальше. Хотя прошло уже несколько часов, берега Ломбока все еще оставались довольно близко, а остров Сумбава по-прежнему синел где-то вдали. Оглядываясь назад, я впадала в уныние, поэтому решила сосредоточиться на раскинувшемся передо мной море и поболтать с Токио об акулах. Я спросила, водятся ли акулы в этих водах, он ответил утвердительно и спросил, люблю ли я акул. Думаю, он меня неверно понял. Меня не интересовали акулы в качестве еды, я больше волновалась по поводу того, чтобы не стать едой для них.

Но акулы не показывались, море было спокойным, а солнце сияло. Примерно на середине расстояния между островами вода стала темно-синей, почти фиолетовой. Из-за ритмичных гребных движений я погрузилась в медитацию. Похоже, плавание оказалось намного легче, чем я ожидала, — почти ничегонеделание в палеолитических «лодках».

Но когда мы немного приблизились к Сумбаве, все изменилось. Поверхность воды слегка заволновалась, заметно усилился ветер, и на море появились барашки. Над горами Сумбавы сгустились облака. Остров стал ближе, но выглядел весьма неприветливо. Небо затянулось облаками, солнце скрылось, море посуровело.

Мы надели спасательные жилеты и гребли с удвоенной силой. Сейчас Сумбава была настолько близко, что мы могли разглядеть песчаные отмели. Казалось, было достаточно места, чтобы причалить. Хотя мы и старались направлять плот, но находились во власти течения, ставшего совершенно непредсказуемым при приближении к суше. Роберт определил наше положение по отношению к берегу, и мы гребли в выбранном направлении. Подплыв еще ближе, мы даже увидели несколько построек, возможно, рыбацкую деревню. Уже была видна цель. Несмотря на навалившуюся после почти девятичасового плавания усталость, все почувствовали облегчение. Подбадривая себя, индонезийцы запели в такт ударам весел. Когда они замолчали, я спела им старые песни бойскаутов, которым в детстве меня научил отец. «Мы несемся вперед на гребне волны» была принята на ура, а от «Ging Gang Gooly» [8] все пришли в полный восторг. Особенно после того, как я сказала через Токио, что даже на английском все слова были полной абракадаброй.

Продолжая двигаться по курсу, мы начали входить в залив с длинным мысом точно к югу от нас. Вдруг я заметила несколько надвигавшихся на плот очень больших волн и показала на них, округлив от страха глаза. Рыбаки засмеялись. Они нисколько не беспокоились — во‐первых, мы были достаточно далеко, а во‐вторых, постепенно стало ясно, что мы не приближались к берегу. Мы гребли изо всех сил, но все равно оставались напротив той же части мыса. Затем мы внезапно начали продвигаться все ближе и ближе к скалам и назад — прямо в сторону тех волн. Мы попали в очень сильное обратное течение и совсем ничего не могли сделать. Я связалась с нашими лодками, которые внимательно следили за нами, держась на безопасном расстоянии от прибрежных волн. Мы перестали грести и позволили течению вынести плот обратно в море. Сумбава словно сначала поманил нас, а потом оттолкнул.

Теперь течение относило нас на юг, вдоль побережья Сумбавы, и намерение причалить к первой замеченной нами отмели пришлось оставить. Обогнув мыс, мы увидели вереницу небольших пологих отмелей, разделенных скалистыми уступами. Можно было бы пристать к любой из них, если бы не окаймлявшие их почти непрерывные рифовые волны. Мы должны были найти в них проход как раз напротив отмели, но ни одного на протяжении добрых двух километров по побережью не было. К тому времени все очень устали.

Мы продолжали грести. Мы забрались так далеко, что невозможно было представить ничего другого, кроме как завершить путешествие и причалить, оставаясь на плоту. Потом мы снова застряли — в течение получаса мы гребли возле одного и того же уступа (или пытались это сделать). Быстро темнело, и стало ясно, что придется взывать к помощи из XXI века. Подошла одна из лодок, мы бросили им веревку, и несколько сот метров нас протянули на буксире.

И все-таки он был — проход в волнах прибоя. Мы яростно гребли, пробираясь сквозь огромные волны, готовые обрушить тонны белой воды, но опадающие, прежде чем зацепить нас. Плот словно взлетал, и, когда он буквально парил на гребне волны, видно было, как весь он изгибался и переплетался. Но плот двигался вперед. Ближе к берегу волны уменьшились, но здорово намочили нас, с силой пробиваясь между стволами бамбука. Мы