Шрам: Легионер - Сим Симович

был прочёсан полностью. Пятьдесят мужчин задержаны, сидят под охраной. Оружие конфисковано, два грузовика забиты. Несколько домов сожжены — там были склады, взрывчатка, уничтожили на месте контролируемым подрывом.

Леруа собрал командиров, показал на пленников:

— Что делать с ними? В лагерь везти — нет места, охранять — нет людей. Допрашивать — нет времени, переводчик один, устал. Отпустить — вернутся к боевикам, будут стрелять в нас.

Повисла пауза. Все понимали, к чему он клонит.

— У нас приказ — зачистить, — сказал Леруа тихо. — Зачистить значит зачистить. Боевики здесь прятались, оружие хранили, с населением смешались. Отделить невозможно. После ночного нападения, после четверых наших убитых — я не буду рисковать жизнями легионеров ради местных, которые, может, боевики, а может, нет.

Тишина. Никто не возражал. Никто не соглашался вслух. Просто молчали.

— Расстрелять подозрительных, — сказал Леруа. — Кто с оружием был, кто бежал, кто со следами на руках. Двадцать человек примерно. Остальных отпустить, но предупредить — если ещё найдём оружие в этом квартале, сожжём всё к чертям.

Отобрали двадцать мужчин. Критерии размытые, субъективные — кто выглядел подозрительно, кто бежал, у кого руки натёртые, у кого взгляд злой. Может, половина из них действительно боевики, может, меньше, может, больше. Не узнать без долгих допросов, а времени нет, желания тоже.

Отвели за дома, в пустырь, где никто не видит. Поставили к стене ямы старой, может, когда-то фундамент копали. Двадцать мужчин, разного возраста, от двадцати до пятидесяти. Некоторые плакали, молились, просили пощады. Некоторые молчали, смотрели с ненавистью. Один плевался, орал проклятия.

Взвод легионеров, двадцать человек, выстроились напротив. Автоматы на изготовку. Шрам был среди них, в дальнем конце шеренги. Смотрел на пленников без эмоций. Видел лица — испуганные, злые, смиренные. Все разные, все живые пока. Через минуту будут мёртвые.

— Прицелиться! — скомандовал Леруа.

Двадцать стволов поднялись, нацелились в грудь, в голову.

— Огонь!

Залп. Сорок выстрелов одновременно, грохот, дым, стена исчезла в облаке пыли. Тела дёрнулись, упали, свалились в яму. Некоторые сразу мёртвые, некоторые корчились, хрипели. Добивали одиночными выстрелами в голову, чтобы не мучились.

Тишина после выстрелов. Только звон в ушах, запах пороха, дым стелется над ямой. Двадцать трупов в куче, кровь течёт, пропитывает землю.

Легионеры опустили автоматы, повернулись, пошли обратно к грузовикам. Никто не говорил, не смотрел друг на друга. Просто шли молча, тяжело.

Шрам шёл, смотрел в землю. Может, того, кто действительно боевик, может, того, кто просто не туда попал. Не узнать уже. Не важно уже.

Остальных тридцать пленников отпустили, развязали, сказали уходить. Бежали быстро, не оглядываясь, боялись, что передумают, расстреляют всех.

Легионеры погрузились в БТР, поехали обратно на базу. Везли конфискованное оружие, документы найденные, карты. Операция выполнена, квартал зачищен, боевики выбиты или уничтожены.

Но в грузовике тишина была мёртвая. Никто не шутил, не говорил, не радовался. Сидели, смотрели в пол, курили. Даже Ковальски молчал, обычно болтливый.

Дюмон сидел, закрыв глаза, голова откинута на борт грузовика. Лицо серое, усталое. Постарел за день лет на пять.

Пьер смотрел в открытый борт на проплывающий город. Красная пыль, разрушенные дома, чёрный дым на горизонте. Банги умирал медленно, сгорал в войне, которая не кончится никогда.

Двадцать человек расстреляны сегодня. Может, виновные, может, нет. На войне без правил, в городе без закона, в стране без будущего — вина и невиновность понятия размытые. Есть только мы и они, свои и чужие, живые и мёртвые.

Легионер закрыл глаза, попытался не думать. Но перед глазами стояли лица — двадцать лиц, за секунду до залпа, последняя секунда жизни. Потом дёрнулись, упали, исчезли.

Он не чувствовал вины. Не чувствовал ничего. Пустота внутри, холодная, знакомая. Механизм сработал — приказ получен, приказ выполнен. Солдат не думает, солдат делает. Так учили, так правильно, так выживают.

Но где-то глубоко, в том месте, которое он запечатал и не открывал годами, что-то дрогнуло. Человек внутри машины, задавленный, но не убитый, дёрнулся, попытался что-то сказать. Но машина заткнула его, вернула в темноту. Не время сейчас быть человеком. Время быть солдатом.

Грузовик въехал на базу, остановился. Легионеры выгрузились, разошлись по баракам. Вечером будет доклад, подсчёт трофеев, может, награды. Завтра новый день, новые задачи.

А в восточном квартале женщины выли над ямой, где лежали их мужья, сыновья, братья. Двадцать трупов, которые надо похоронить до заката по обычаю. Двадцать семей, которые будут ненавидеть французов, легионеров, белых. Двадцать причин для мести, для новых боевиков, для новых атак.

Колесо крутилось. Война продолжалась. Кровь порождала кровь.

И где-то в этой мясорубке шёл русский легионер по прозвищу Шрам, с пустыми глазами и тяжёлым автоматом, убивающий тех, кого скажут, не спрашивая зачем.

Потому что приказ есть приказ.

Глава 4

Наступление началось на рассвете, когда небо над Банги окрасилось грязно-розовым светом, а город ещё спал неспокойным сном войны. Три недели зачисток, перестрелок, миномётных обстрелов, ножевых стычек в переулках — всё это вело к сегодняшнему дню. Боевики откатились на северную окраину, в промышленный район, старые склады и заводы советской постройки, бетонные коробки с толстыми стенами и узкими окнами. Идеальная крепость для последнего боя. Разведка насчитала там до двухсот человек, остатки разгромленных отрядов, фанатики и отчаявшиеся, те кто понимал что отступать некуда, что город потерян, что остаётся только умереть.

Леруа собрал всех командиров в штабной палатке в четыре утра, расстелил карту на столе, ткнул пальцем в промзону:

— Последний бастион. Выбиваем их оттуда — город наш полностью. ООН вводит администрацию, мы передаём контроль, улетаем домой. Но пока они там сидят — работа не закончена. План простой: артиллерия бьёт полчаса, накрывает склады и цеха, давит огневые точки. Потом идут БТР, прорывают периметр. Следом пехота — три секции, сто двадцать штыков. Зачистка зданий, методично, без спешки. Снайпера на высотках вокруг — подавляют их стрелков, прикрывают наступление. Авиации нет, вертолёты на ремонте, действуем сами. Задача — к полудню взять весь район, к вечеру закрепиться. Потери ожидаются — они будут драться до конца. Вопросы?

— А если не сдадутся? — спросил Дюмон.

— Не сдадутся, — Леруа посмотрел тяжело. — Это смертники. Так что уничтожаем. Всех.

Шрам получил задачу снайперскую — занять крышу элеватора зернового, восемь этажей, господствующая высота над промзоной. Оттуда видно всё, можно контролировать подходы, снимать цели, корректировать огонь.